Статьи

Выставка Василия Голубева в "Голубой Гостиной" Союза художников

Начало шестидесятых – время, когда Василий Голубев заявил в полный голос о своем незаурядном даре живописца, было ознаменовано двумя важными начинаниями в духовной жизни нашей страны, позволяющими лучше понять суть творческих прозрений этого мастера. Новое открытие целого пласта художественной традиции – предвестия авангарда в русском и зарубежном искусстве рубежа ХIХ-ХХ веков по времени совпало с рождением деревенской прозы и первых стихотворений Николая Рубцова, где природа Русского Севера, жизнь его деревень обрела масштабное, бытийное истолкование.

Обнаруживая ряд точек соприкосновения с этими важными начинаниями в культурной жизни тех лет, Голубев уже в первых своих значительных работах обнаружил потрясающую самостоятельность таланта. Он не шел проторенными тропами, но неустанно, с немалыми затратами душевных сил прокладывал свой путь в живописи, в большом искусстве. Тот путь, который чуть позже предстояло пройти и ряду ведущих мастеров советской живописи, включая Николая Андронова, Павла Никонова, Виктора Попкова…

 

Быть может, в пейзажах Голубева 1960-х годов, порою органично включающих жанровые моменты, по-своему раскрылась этическая программа сурового стиля, позволившего по-новому увидеть столь важную для искусства тех лет тему «трудов и дней» обычных людей. След физического, мускульного усилия вполне различим в небольшой картине «На стройке» (1963). Ее содержанием становится неизбывный труд, который сопровождает жизнь каждого деревенского жителя. Диагонали бревен и досок властно направляют взгляд в глубину, где фигура человека, занятого привычным для него делом, как бы задает, организует – и сдерживает этот мощный ритм ломаных линий. Уже здесь сполна раскрылся неповторимый темперамент живописца, его отношение к окружающему миру и миру искусства, лишенное прямой социальной составляющей, не скованное академическими штампами и канонами, равно как и безоглядным пиететом перед мэтрами ХХ века. У Голубева речь идет именно о нутряном, почвенном, по-рубцовски пронзительном чувстве природы, позволявшим ощущать ее вечное, неугасающее движение.

Оно проявляется в «шуме фактуры», в различимом движении кисти, часто оставляющей борозды на поверхности красочного слоя подобно тому, как плуг пахаря идет по весенней земле. Характерный вангоговский прием акцентирования живописного приема, «повышения градуса» цвета у Голубева кажется пробужденным к жизни витальной силой природы, утверждающей себя в суровой и сдержанной гамме Севера. Недаром автора привлекает момент смены времен года, которые в своем вечном повторении каждый раз предстают как откровение, то, что увидено и прочувствовано в первый раз.

Он и пытается постичь суть этого откровения через цвет и форму, где само изображение художников на этюдах является в чем-то автопортретным. Слияние человека и природы в данном случае лишено приземленной жанровости. Оно воплощено через пластику живописи, вступающую в резонанс с глубоко эмоциональным постижением стихии холодного проливного дождя или ветра, срывающего последнюю листву. При этом в пейзажах Голубева нет и избыточной экспрессии, декоративности «напоказ». Различимые движения красочных масс укладываются в лаконичную и прочную композиционную структуру, словно сдерживающую, смиряющую искренний, почти исповедальный душевный порыв художника.  

И в работе «После боя» проступает наружу то пронзительное чувство единения с природой, которое прекрасно знакомо автору, познавшему в молодые годы ратный труд и преодоление тяжелого недуга. И может быть, именно поэтому способному еще острее переживать полнокровную красоту мира живой природы. Подобное отношение к окружающему миру правильнее всего назвать сопереживанием, где живописец порой затрагивает самые сокровенные струны наших душ. Скромные по размеру работы Голубева обладают ценнейшим качеством подлинной монументальности и масштаба видения и воплощения образа привычных русских мотивов. Масштаба, которого, увы, часто недостает иным крупноформатным пейзажным полотнам.

Здесь всегда ощутимо доверительное отношение и к изображенному мотиву. Кажется, автор ищет в каждом избранном мотиве созвучия своим переживаниям и надеждам, восторгаясь ослепительной синевой морозного дня, прославляя весеннее цветение или испытывая смутную тревогу в дни осенней непогоды. И так же по-детски доверительно позволяет нам совершить вместе с ним это открытие красоты, пережить и понять его как неотъемлемую, необходимую часть нашей собственной жизни.
Руслан Бахтияров